Лежит сейчас у меня дома недочитанный роман Эдуарда Лимонова, и что-то нет настроения браться за него снова. И в некотором роде из-за того, что почти в каждом абзаце встречаются плохие слова. Часто они кажутся абсолютно неуместными, можно было бы и без них.
Но я увидел однажды, что там дальше не поднимусь, ну, Москва меня читает, да Ленинград читает, да еще в десяток крупных городов сборники мои попали, люди-то меня приняли, да государство-то не берет, сколько можно кустарными способами распространяться, до народа-то не доходит то, что делаю, горечь-то в душе остается, что какого-нибудь Рождественского миллионными тиражами тискают, а у меня ни стихотворения не напечатали. — Заебись вы, думаю, со своей системой, я у вас на службе с 1964 года, когда из книгонош ушел, не состою. Уеду я от вас на хуй со своей любимой женой,
уеду в тот мир, там, говорят, писателям посвободней дышится.
